Часы адмирала

Мои английские часы с лунным календарем снова встали. До этого лет десять назад приходил мастер и, держа механизм на коленях, на табурете подпилил слесарным напильником какие-то детали, а после смазал бытовым маслом, каким обычно швейные машинки заправляют. Установил циферблат со звездным небом, закрыл дверку массивного дубового корпуса на старинных клепках, и тяжелый маятник из красной бронзы качнулся, потянул анкерную скобу… Старый мастер вылечил тогда мои часы.

Но за ними нужен глаз да глаз. Не зря же в Эрмитаже существует целая служба часовых дел мастеров. Не мудрено, моим часам триста лет. Хотя сами по себе часы – это еще не история. Зато их бывшие владельцы! Но владельцы постепенно сменяют друг друга. Также в мире уходят на покой старые монархи, появляются новые диктаторы, грохочут мировые войны, а сами часы продолжают точно отбивать для людей время.

Теперь мои часы снова стали спотыкаться. Ход, словно пульс у тяжелобольного, постепенно слабел. Тот прежний мастер отошел от дел, уехал в деревню под Тверью. Опытные владельцы старинных часов знают, как это хлопотно в целой Москве отыскать толкового порядочного мастера. Те часовые будки, которые встречаешь на каждом шагу, годятся разве что на замену батареек в китайском ширпотребе.

Но, кажется, мне улыбнулась удача. В соседнем гастрономе в тесной будке со стеклянной витриной, среди будильников и ремешков, согнувшись в три погибели, сидел парень с коротко стриженной головой и южным говорком. Руслан, так его звали, согласился посмотреть мои часы. Я сначала с недоверием отнесся к нему. Но потом почувствовал родственную душу. Он из своего опыта знал много историй. Вот недавно пришел к нему один коллекционер карманных часов и принес позеленевшие от времени, морские офицерские часы конца XIX – начала XX вв. Стрелки на латунном циферблате отсутствовали. Но сам механизм, за исключением оси анкерного колеса, был целым. Часы нуждались в реставрации, чистке и смазке. Этот коллекционер работал в питерском антикварном магазине, расположенном в одном из старых домов за Каменным островом.

Как-то осенью под вечер к нему постучался один старик. Вежливый, невысокого роста, в старомодном пальто и поношенной шляпе, в руке опорная палка-трость. Он вытащил круглую жестяную коробочку из-под конфет. На потертой крышке розовощекий мальчишка в шлеме космонавта на фоне звездного неба, а внизу полустертая надпись с новогодним поздравлением. Вроде как бонбоньерка. Простая винтажная коробка. На «антик» никак не тянет. Посетитель открыл ее. На лоскутке облезшего бархата покоились карманные часы. На крышке часов рельефный перевитый канатом якорь. Корпус из аргентана «мельхиора». Коллекционер осторожно открыл крышку часов, слегка покрутил заводную головку. Пружина держала, но циферблат оставлял желать лучшего. Что тут скажешь: старые швейцарские, но не коллекционные. Очевидно, принадлежали какому-нибудь моряку.

– Вы правы, когда-то мой дед Семенов служил в царском флоте на ледоколе «Вайгач» рулевым кондуктором, то есть старшим унтер-офицером, – признался старик, – командовал ледоколом капитан второго ранга Александр Васильевич Колчак. Корабль хоть и считался военным, имел положенное вооружение, пушки и пулеметы, но главное назначение – это наука. Построен и оснащен для гидрографических работ в северных морях.

В походе от Балтики во Владивосток через три моря, Суэцкий канал, Индийский океан пришлось идти кораблю к месту приписки. В октябре попали в шторм в океане. В свежую предштормовую погоду Александр Васильевич вышел на верхнюю палубу измерить силу ветра в этих широтах. Палубу начало заливать. Волны словно перепрыгивали через корабль, осыпая брызгами и серой пеной капитана в дождевике, стоящего с анемометром в руках. А мой дед на всякий случай находился рядом. Как в воду глядел. В какой-то момент одна особенно высокая волна сбила их обоих с ног. И, крутя по палубе, понесла к борту. Дед успел схватить своего командира. Так они с отхлынувшей шипящей водой и покатились в обнимку. У самого борта дед извернулся и подставил спину под стальной пиллерс бортовой стойки. Тем спас капитана от травмы…

После этого Колчак наведался к моему деду в корабельный лазарет. Вынул из кармана и протянул их в благодарность за спасение…

Мне же сейчас очень деньги нужны, – чуть помолчав, с горечью произнес старик, – не подрассчитал в этом месяце. Все на лекарства потратил, а впереди еще целый месяц, и пес у меня обжора. А пенсия небольшая, хотя сам всю жизнь строил корабли. Был чертежником-конструктором в КБ ленинградского судостроительного завода. Теперь корабли на компьютерах проектируют. Корабль на экране во всех проекциях... Вот и хожу по всем скупкам и ломбардам. Только им плевать на Колчака. Золото, говорят, неси. Может, возьмете в залог? А я их обязательно выкуплю. Память все же…

Коллекционер взял у старика часы, записал паспортные данные и оформил по квитанции. Потом решил отремонтировать и вернуть без всякого выкупа владельцу...

– В Москве этот антиквар пробудет еще неделю. Надо успеть сделать. Они у меня в работе, – сказал Руслан и склонился над редким механизмом.

Эльтиген

– Зарплата зарплатой, а халтурка между вахтами не помешает, – наворачивая наваристый борщ, заправленный по всем правилам сметаной, со знанием дела рассуждал Степа Веткин, палубный матрос-докерман нефтеналивного полуторатысячного танкера.

– Угу, – соглашался кочегар судовой котельной Тимофей Зубарев, сидевший рядом.

– Ты, Тимоха, пореже ложку в «топку» отправляй, – «посочувствовал» его аппетиту Степа, – сидишь весь рейс в своей преисподней. Вон брюхо какое наел! Все из тарелки метелишь вчистую, а наш кок и рад, валит порции сверх меры.

– Не привык оставлять, – отмахнулся Зубарев, – будет тебе трепаться. Скоро прибываем в порт, лучше к швартовке готовься.

И вправду, Керчь за бортом. Они выгрузят топливо в береговые хранилища, а дальше мазут в автоцистернах развезут по прибрежным поселкам. В эту навигацию они припозднились. Начальство на южное побережье больше направляло, а северо-западные румбы упустили. Теперь срочно требуется керченские резервуары наполнить топочным мазутом на весь отопительный сезон. Пансионаты в Героевке «Энергетик» и «Дружба» на газ никак не перейдут. Правда, у них своя котельная. И сам поселок нуждается в отоплении. Значит, полундра и полный вперед! Хотя, конечно, так себе удовольствие своей ложкой чужие промашки загребать. Ноябрь подбирается, ветры да шторма пойдут.

– Да будет тебе, Тимоша. У меня все в ажуре. А ты сам лучше в свою котельную ныряй, разводи пары, мазут нагревай…

Танкер, мигая ходовыми огнями сквозь частую сетку нудного осеннего дождя, заходил на швартовку. Докерман Веткин выскочил на скользкую палубу и для согрева забарабанил каблуками бутс чечетку. Потом, запахиваясь на ходу и пряча лицо под капроновым капюшоном, побежал проверять готовность перекачивающей аппаратуры.

Сцепились с берегом. Палубные насосы подвывали под тягучей тяжелой массой мазута. Зубарев наблюдал за дрожащей стрелкой манометра давления в магистрали. Веткин коснулся промокшей брезентовой рукавицей до трубы слива. Она была нагрета до необходимой температуры перекачки нефтепродуктов в осенне-зимнее время.

– Быстро управимся, – успокоился Зубарев и, задумавшись, облокотился о планширь.

Печальные места. Огненная земля. Здесь в ноябре 1943 года случилась крупнейшая в истории Отечества Керченско-Эльтигенская десантная операция. Ее целью было освобождение от гитлеровцев Керченского полуострова. Почти весь десант полег под огнем захватчиков в Эльтингене, но удержались, вцепились в берег. Моряки никогда не отступают. Поселок Эльтиген (в переводе «Земля героев»), переименовали в Героевское. На морской голубой волне застыл памятник из бетона – десантный катер в рывке…

Сквозь желтые береговые огни от причальных строений ветер донес Хиля.

Ее знают и насвистывают все моряки. Если поют, значит, все в порядке, на душе полный штиль... Капитан дал команду к отшвартовке. Веткин устало смахнул пот со лба. Теперь можно в душ. Потом чай с морским сухарем вприкуску. А после спать…

Это хорошо, когда между вахтами случается халтурка. Правда, трюмы-танки надо после этого чистить от оставшегося мазута. Вроде работа простая, и горловины открыты, и вентиляторы выдувают, понижают концентрацию паров, а поначалу с непривычки голова кружится. Потом, конечно, привыкаешь, ведь никто не отказывается подработать между вахтами. И капитан честно расплачивается, прилично выходит, никто не в обиде.

Ремонт

Мы со Славкой Козыревым, таким же, как и я, маслопупом из БЧ-5, играли в шахматы в кают-компании нашего подводного ракетоносца.

– И кто только выдумал эту игру? – вслух размышлял Славка, мешая мне обдумывать очередной ход.

Я уже начинал потихоньку закипать от его бубнежки, хотя не первый год вместе на флоте, и притерлись вроде. Но эта его монотонное жужжание просто выводило из себя.

– Ну, вот что, Козырь! Хоть ты и младший командир, старшина первой статьи, и все такое, а не знаешь, что игру, скорее всего, придумал какой-нибудь индийский военный начальник перед очередным сражением, передвигая на столе слепленные на скорую руку из хлебного мякиша фигурки, похожие на его пеших воинов, лучников, копьеносцев, офицеров, слонов…

– А, может, из глины лепил, а после раскрашивал, – подхватил мою версию Славка.

– Одно ясно: шахматы это и стратегическая, и тактическая игра. Ведь пока строй пешек и строй тяжелых фигур не пробит, полководец (или король) может чувствовать себя в безопасности. Прорыв оборонительной линии врага, ударами легких и тяжелых фигур, словно кирасирская конница, чтобы проникнуть, врезаться в глубокий тыл, в последнюю линию и добить неприятеля…

Играть расхотелось. Вечно так, этот Славка – большой мастер зубы заговаривать. Помню еще по учебной части подводного плавания, как он, не зная теоретического материала, хитрыми разговорами уводил преподавателя в сторону. Но его быстро раскусили и частенько отправляли философствовать на приборку гальюна.

Внезапно прозвучала команда по «каштану» (громкой связи лодки). К пирсу подъехал КрАЗ-заправщик. Нам со Славкой предстояло вылезти наверх на самый ветродуй, и, откинув лючину в легком корпусе, подать тяжеленный конец рукава залива, при этом внимательно наблюдать за вытеснением топливом воды из топливной же цистерны. В отсеке тарахтел дизель-генератор, подавая энергию на горизонтальный насос. Второй дизель вспомогательной установки всегда готов его заменить. Мы с Козырем расположились с подветренной стороны за рубкой, а к заливочному рукаву поставили молодого матроса, так называемого оборзевшего карася, прослужившего больше года. Себе смену готовили, чтобы потом спокойно списаться с лодки в запас.

Но что-то пошло не так. Работающий вспомогач умолк. Я тут же влетел в рубку. Пронесся в пятое машинное отделение, где остро пахло перегретым маслом. Быстро перевел перекачку на резервный и огляделся. Перекошенная верхняя часть остановившегося движка нелепо задралась к верху, порвав крепящие болты.

Старший вахтенный матрос Степка Митрохин, испуганно хлопая белесыми рязанскими ресницами, что-то невразумительно мямлил. В БЧ, вращая глазами, прибежал мичман-контрактник. Тут же рядом оказался командир БЧ-5. Он только недавно прибыл к нам из Ленинградского училища.

– Ну что будем делать, братки? – осипшим от волнения голосом спросил этот летеха, – надо командиру доложить. Корабль через восемнадцать дней должен выйти в море, а здесь авария! В общем, без меня ничего не трогать, пойду доложу кэпу.

Но капитана не было на лодке. Он уехал с докладом в штаб о готовности АПЛ.

Под руководством механика мы разобрали трехсотсильный дизель до самого фундамента. Погнувшиеся болты крышки срубили зубилом. Оказалось, причиной аварии стал развалившийся в цилиндре поршневой шатун.

Вернувшийся командир с комингса приказал работать до полного восстановления.

Тогда открыли широкий люк в реакторном отсеке. И на талях (а где и на себе) вытаскивали по частям крупные детали. Вся наша БЧ принимала участие в авральных работах. Подгребли также матросы с плавдока. Спали и перекусывали здесь же. Лишь на короткое время сменяли друг друга сбегать в душ.

Я однажды выбрался наружу хлебнуть свежего воздуха. Наступило утро. Едва взошло яркое малиновое солнце над бухтой. К самому трапу подъехала черная машина «Волга». Из нее показалась фуражка нашего комдива Балтина. Сейчас будет «баня»! Комдив отличался суровостью. Терпеть не мог разгильдяйства и неумех. К контр-адмиралу заспешил наш командир, словно гардемарин-первокурсник. И правда, контр-адмирал начал разнос: сначала отборно выматерил окружающую действительность, а после сказал нашему капитану первого ранга, что тот подрывает мощь советского военно-морского флота, чего наши враги на Западе того и ждут.

– Короче, – перевел дух адмирал, – делайте, что хотите, а лодка через две недели по расписанию выйдет в поход!

Потом сел в машину и уехал. И лишь легкий дымок от выхлопа, медленно исчезающий в сыром воздухе, да четкий узорчатый след протектора на бетон пирса, запорошенном снежком, напоминали о комдиве.

Как оказалось, самое главное в таком ремонте – не замена агрегата в сжатый срок, а его точная, почти ювелирная доводка на месте. В принципе, зная общие правила установки и руководствуясь технической инструкцией, поставить на место все, как было, реально. Но доводка… Соосность двигателя и генератора – это высший пилотаж. Здесь надо иметь особое чутье. Чего мы только ни делали: и щупы, тончайшие медные пластинки, подкладывали то на одну, то на другую сторону, таким образом, старались отбалансировать. Но при запуске все же возникал перекос. Разогнавшись, вспомогач начинал стучать.

Капитан был на связи с отсеком, но мы уже потеряли счет времени и без отдыха вторые сутки пытались завершить ремонт. Наконец с соседней лодки, из той же БЧ-5, прибыл старший техник-мичман. Он эти агрегаты на раз-два щелкал. И после двух часов наладки окончательно запустили движок. Успели-таки закончить ремонт. И наш командир доложил комдиву, контр-адмиралу Балтину:

– Лодка готова выполнить любое задание Родины и выйти в поход!

В назначенный день и час вышли в море, скрылись подо льдами, взяв курс на Арктику. А партию в шахматы мы со Славкой потом доиграли.