Впервые о Михаиле Николаевиче Малаксианове, выжившем после кораблекрушения в ситуации, где обычный человек выжить не может, я услышал в своём первом рейсе в Северную Атлантику.

Легенда эта ходила по морям, передавалась из уст в уста. А человек-легенда, возглавлявший Инспекцию безопасности мореплавания, встречался нам в порту, ходил по тем же причалам и улицам, что и мы.

В своё время я опубликовал интервью с Михаилом Николаевичем Малаксиановым в «Калининградской правде», озаглавленное «Море - всегда испытание на мужество». Интервью с интересом прочитали моряки, отправляли даже на промысел друзьям газетные вырезки. В Пионерском Малаксианову рассказали, что в школе читают его интервью и будут писать сочинение о героизме моряков. Он вспомнил об этом, когда я заговорил с ним о встрече и своём намерении написать очерк. «Пока помню, расскажу, - согласился он. - Тем, кто идёт за нами, полезно знать, что выпало на нашу долю». В его комнате в доме на ул. Римского – Корсакова, я чувствовал себя, как в капитанской каюте. Потому, что и на суше он оставался капитаном. Слушая его, читая его дневники, я будто шёл фарватерами пережитого им. После публикации очерка находились новые детали его морской биографии в воспоминаниях тихоокеанских моряков и калининградских рыбаков. Это не позволяет мне забыть о подвиге Малаксианова и вызывает желание напомнить о нем.

Во время войны, на беззащитных транспортных кораблях Дальневосточного пароходства (после разгрома семнадцатого каравана союзники отказались конвоировать суда со стратегическими грузами), он ходил сквозь огонь с воздуха и из глубин в районы военных действий и Арктические моря, доставлял из портов США необходимые фронту боеприпасы. В шторм и туман, без огней, не имея права выходить в эфир, чтоб не запеленговали…

Пароход «Павлин Виноградов» в Ванкувере загрузился полностью. Три тысячи пятьсот тонн электрооборудования заняли три носовых трюма. В четвертый, кормовой, загрузили ацетон в бочках. 20 апреля 1944 года пароход «Павлин Виноградов» под командованием капитана дальнего плавания Фомы Дроздова покинул канадский порт. Возле берегов Америки пароход шел без опаски. Флот и авиация союзников вели активное патрулирование района.

Трагедия произошла 22 апреля южнее острова Унимак. Около 17 часов неизвестная субмарина, находясь в подводном положении, выпустила две торпеды. Обе достигли цели. Писатель-маринист, капитан дальнего плавания Герой Советского Союза Константин Бадигин в воспоминаниях, посвященных тихоокеанскому этапу своей морской службы, упоминает о том, что «Павлин Виноградов» потопила субмарина «Note 46» без указания ее национальной принадлежности. Торпеды взорвались в кормовой части судна. Следом сдетонировали пары ацетона, вылившегося из поврежденных бочек. В трюме вспыхнул пожар, быстро охвативший всю корму погибающего парохода. От взрыва торпед и в пламени погибли 12 человек из 42 членов экипажа.

Немедленно капитаном была дана команда «тушить пожар», а вскоре - «спасайся на шлюпках», так как судно стало погружаться кормой в воду. Свет на пароходе погас, сигнал бедствия подать не удалось из-за оборванной антенны. При подготовке к спуску спасательного бота ударом волны его перевернуло. При этом сразу погибло десять человек, занятых его спуском.

С судном погибли: радист, пытавшийся передать сигнал «SOS», капитан Дроздов, который не мог покинуть судно, пока на борту были люди. Он докурил свою трубку и ушёл на дно морское вместе с пароходом, затонувшим в считанные минуты.

Тогда молодой старпом Михаил Малаксианов взял на себя ответственность за всех, оставшихся в живых после катастрофы. Штормило. Шла крупная зыбь. Всё жёстче становился ветер. Люди оказались в шлюпке в том, в чём их застали взрыв и пожар на судне. Стонали обожжённые, бредили тяжелораненые.

Первым умер матрос Богачёв – при взрыве его ударило лицом о железную стойку. Когда тело предали морю, у борта заметались касатки. Хищники увязались за шлюпкой, надеясь на следующие морские похороны.

До ближайшего острова было 150 – 160 миль. Но чтобы не лишать людей надежды, старпом сто миль отбросил, сказав морякам, что самое большее - до берега миль 60. И ещё одну немаловажную деталь он утаил: рифы и подводные камни вряд ли дадут возможность высадиться на желанный берег. Не сказал он и о том, что радист «Павлина Виноградова» погиб, не успев передать «SOS».

Малаксианов понимал, веру в спасение люди связывают с ним, с его картой и компасом, его знанием штурманского дела. Он правил бессменно. Все, кто мог, гребли, обмотав носовыми платками потёртые и обожжённые руки.

В первые же сутки на шлюпке стало пятью моряками меньше… Их одежду раздали тем, кто в ней нуждался. Люди быстро теряли силы, умирали от ран и переохлаждения.

Пока у самого есть силы и есть мужественные помощники, надо поднять парус. Почти двое суток старпом управлял им сам. Потом попробовал передать машинисту, но тот тут же «поймал» волну и превратил шлюпку в холодную ванну. 

Вскоре разыгрался девятибалльный шторм, доведший людей до окончательного изнеможения. Моряки непрерывно отливали из шлюпки воду, но её не становилось меньше. Они отчаянно боролись, не отдавая стихии свою последнюю надежду – парус. Люди вцепились в него намертво, прижимая ногами, телами к пайолу.

Малаксианов нашёл способ ненадолго смирить волну - стать на плавучий якорь. Он пустил рядом со шлюпкой мешок с техническим маслом и масляное пятно возымело своё действие – шлюпку перестало заливать. Это была хоть какая-то передышка. Потом всё повторилось снова – в ход пошли вёдра. Он оказался единственным, кто мог управляться с парусом, и нёс службу у шкота под струями холодной воды, проникающей от шеи до пят.

Шестые сутки никто не спал. В обессиленном молчании люди стыли на ветру. Малаксианов чувствовал, что замерзает и, собрав последние силы, приподнялся над бортом. Он увидел очертания знакомого острова Санаке. Не более пятнадцати миль отделяло шлюпку от земли. Моряки чуть приободрились, но сесть на вёсла ни у кого уже не хватило сил. Шлюпка наполнялась водой. Её не вычерпывали. Люди умирали один за другим.

«Вследствие тяжёлых гидрометеорологических условий, штормовых ветров от северо-востока (9 – 10 баллов), сильного волнения моря и низких температур воды и воздуха (4 – 6 градусов) в шлюпке умерло двадцать человек. На шестой день пребывания в океане в живых осталось девять», писал в своей биографической справке Малаксианов. А в более поздних записках он отразил подробности спасения.

Вахта на пароходе «Ола» заметила дрейфующую шлюпку. Подошли ближе, увидели на борту надпись «СССР». Никаких признаков жизни не обнаружили, обошли шлюпку кругом и дали гудок.

Мы, люди с «Павлина Виноградова», находившиеся в шлюпке, буквально доживали последние минуты. Услышав гудок, встрепенулись, кто мог, приподнялись и стали звать на помощь. Всех подняли на борт парохода. Состояние спасённых было очень тяжёлым. Особенно болели опухшие ноги.

На «Оле» со старпома срезали одежду и обувь – с распухшего тела ничего невозможно было снять. Ноги потеряли чувствительность, пятнадцать дней их обкладывали льдом. Была угроза гангрены и ампутации… Потом он заново учился ходить.

Уже через месяц Михаил Малаксианов стал добиваться направления в море. Шла война, надо было выполнять свой долг. Старпомом на пароходе «Хабаровск» он участвовал в десантной операции, выполнял боевые задания по доставке и выгрузке боеприпасов в период военных действий, приемку трофейных грузов, раненых красноармейцев. Был награжден орденом Красной Звезды.

Послевоенные годы изменили его курс в океанских плаваниях. Так сложилось, что Малаксианов оказался среди тех, с кем связано становление рыбной промышленности на Западе страны. Ветераны помнят молодого дальневосточного капитана в высоких бурках из фетра и кожи – хранителях его больных ног.

В 1949 году на СРТ-109 «Румб» Малаксианов вышел в Атлантику капитан-флагманом группы траулеров на лов сельди. Чтобы помочь судоводителям, он перевёл с английского лоцию Исландии, и это, во многом, облегчило ориентирование в районе промысла. СРТ были способны вести промысел в открытом океане, сложнее с рыбаками – многие из них, если и знали методы лова, то применительно к спокойным водоёмам, да и весь его опыт рыбной ловли был в одном воспоминании, как в довоенном Бердянске ловил на удочку бычков. А вернулся в порт с рекордным уловом – 250 тонн рыбы!

Секрет удачи Малаксианов объяснял просто: «Мои дрифмастера своё дело знали – на опыте спокойной воды. Вот я и делал из них моряков, а они из меня промысловика». И его моряки «дали прикурить» признанным мастерам сельдяного лова мурманчанам. За полчаса они вымётывали за борт «Румба» целую сотню сетей. 

Рассказывал мне Малаксианов о дрифтерном лове, как о «первобытной» работе на палубе. В первых исландских экспедициях ещё не было ни сететрясных , ни посолочных машин. Вручную, рывками, встав друг против друга, вытряхивали рыбаки улов из сетей. Работали на пронизывающем насквозь ветру под солёным душем от перескакивающих через низкий борт СРТ волн. Вручную тянули из воды набухшие поводцы. Всё это ещё надо представить на фоне обледенелых мачт, надстроек. Обледенение доходило до того, что появлялось беспокойство за остойчивость. Я наблюдал такие картины на промысле: то ли айсберг плывёт, то ли траулер идёт?

Среди пионеров Атлантики его имя – на своём достойном месте. Всё было – рекордные уловы, новые промысловые квадраты и методы лова, освоение первых плавбаз. И всё это привело к тому, что стал он основателем Калининградской инспекции безопасности мореплавания.

Правда, те, кто ходил с ним в море, не представляли его в роли учителя осторожности. На флоте знали о его рискованных операциях по спасению судов. Даже на плавбазе «Балтика» он отчаивался ходить полным ходом по Фарерским шхерам. А на «Тунгусе» ослушался приказа самого «папы Джапа» (так между собой называли Валерия Александровича Джапаридзе, много лет управлявшего «Балтгосрыбтрестом»). Когда на берег острова Мюгенес штормом выбросило средний рыболовный траулер, он запросил «добро» пойти на выручку его экипажу. Получив отрицательный ответ, Михаил Николаевич, привыкший к чёткому исполнению приказов, в тот раз, как всегда, аккуратно подшил радиограмму в папку, но курс не изменил. Можно сказать, к мореходному, прибавил служебный риск.

– Вообще, кто не рискует, тот в море не ходит. Нет без риска морской работы, – он улыбнулся, видимо, уловив недоумение на моём лице, и продолжал:

– Глубоко в этом убеждён, хотя из уст того, кто занимается безопасностью мореплавания, это, должно быть, звучит парадоксально. Однако нет тут никакого парадокса. Надо просто понимать, что риск в море должен быть разумным, что рисковать надо не ради спортивного интереса, а во имя серьёзной цели… Риск, верно говорят, благородное дело. Но не безрассудное. Тем более что капитан – при спасении, например, – рискует не только собой, но и своим экипажем, и теми, кто на аварийном судне. Да, риск – спутник любого спасения, каким бы простым оно на первый взгляд ни виделось. Тогда, на «Тунгусе», моя задача в том и состояла, чтобы к одной опасности не прибавить другую: действовать чётко, заменить эмоции точным расчётом. Нельзя руководствоваться принципом: ради спасения все средства хороши.

Так размышлял умудрённый опытом плаваний капитан, которому выпала доля решать судьбу других капитанов.

Более тридцати лет он возглавлял Инспекцию безопасности мореплавания по Калининградскому району. Каждую аварию и аварийное происшествие, случаи гибели людей и судов он и его инспекторы профессионально, досконально и принципиально анализировали, делая выводы. По следам таких расследований наказывались виновные, вносились изменения в конструкции судов, в различные правила и инструкции.

Принципиальность Малаксианова на флоте была всем известна, но от нее друзей не прибавлялось, напротив, были даже попытки скомпрометировать его, используя связи с высшим руководством области.

В книге «Реквием рыболовным судам Калининградского района» говорится, что деятельность инспекции Малаксианова сохранила жизнь многих рыбаков и судов и сэкономила миллиарды рублей государству.

Ну как не назвать такие будни героическими?

Его можно было увидеть в телевизионном «Клубе капитанов». Вот открывается очередная встреча, и после ударов рынды, входят в зал известные капитаны: Ман, Афанасьев, Малаксианов, Чудов. Малаксианов рассказывал о моряках спасателя «Гордый». А в отчёте о встрече, опубликованном в «Водном транспорте», его рассказ сопровождается отступлениями в пережитое им самим. Кинематографисты творческого объединения «Экран» создали документальный фильм о Малаксианове «Огненные рейсы».

Мне рассказывали, что предчувствуя час своего ухода из жизни, он попросил привезти его в Балтийск, на мыс, выходящий в море, и оставить там до сумерек. Нам не дано ни знать, ни угадать, о чём говорил старый моряк с морем. Можно только представить себе эту картину прощания человека с роковым и живописным простором, в котором отражается предельность жизни и беспредельность морского пространства…