Эта история давно поросла мхом, стерлись с подкорки ее детали и, наверное, не стоило бы хранить в памяти эти давнишние события. Но мой мозг тщательно оберегает ее, не давая забыть то, что больше всего хочется вычеркнуть из жизни.

По молодости, так получается, что все удается, любое дело, за которое ни возьмешься, в руках спорится. Мечты смелые, улыбка дерзкая, глаза наглые.

Так было и у меня. Жизнь бурлила, как пузырьки во взболтанной бутылке газировки, и, казалось, если открыть крышку, то моя энергия забрызжет всех вокруг своим неуемным оптимизмом. Я торопилась жить. Бралась за все, что предлагала судьба, и почти везде добивалась успеха. Училась я хорошо и, даже не слишком стараясь, все равно таскала домой «пятерки».

Все шло по четкому плану: выпуск из школы, поступление в ВУЗ и долгожданная поездка с мамой на море. Конечно, я сразу обзавелась кучей подруг и поклонников. Мы болтались по берегу моря, подставляя лицо соленым брызгам. Уже тогда водная гладь была неспокойной, и со дня на день обещали шторм. А мне даже нравилось это волнение пенных набегов на берег. Море словно дразнило и бросало пловцам вызов, не показывая всю свою силу, но лишь намекая на нее.

И мою бунтарскую натуру влекло к нему. Это то чувство, которое невозможно объяснить словами. И чем сильнее сгущались тучи, чем больше волн ударялось о волнорез, посылая ввысь фонтан из брызг, тем сильнее меня тянуло в морскую пучину.

В один из дней объявили конкурс на звание «Мисс Автотранспортник», так называлась наша гостиница. Конечно, я не смогла удержаться, чтобы не поучаствовать. Хорошо справляясь с заданиями, я все же не могла предположить, кто из нас победит, – соперницы были достойными.

Финальным испытанием назначили прыжок в воду с пирса двухметровой высоты. Другие девчонки визжали, прыгая «солдатиком», и зажимали носы ладонями, а при входе в воду неуклюже растопыривали пальцы ног. Я была на высоте, «щучкой» разрезав плотную маслянистую воду Черного моря натянутым, как тетива лука, телом. Сорвав аплодисменты, я вырвала победу у конкуренток.

Снова победа! Я ликовала, ощущая себя чуть ли не всемогущей. Опять мои маленькие мечты сбывались, едва я только успела о них подумать. Казалось, так будет всегда. Впереди грезилась наполненная счастьем долгая жизнь, где все мои желания будет исполнять благосклонная ко мне Фортуна.

Надо сказать, интуиция моя – ни к черту. Ведь ни кружась в объятиях осмелевшего поклонника, ни фотографируясь, подставив объективу растянутое в счастливой улыбке лицо, я не почувствовала на себе чей-то внимательный взгляд, улавливающий каждое мое движение.

Наутро мы с мамой решили поехать на экскурсию к Дольменам. Говорят, они исполняют желания, избавляют от грехов и даже лечат серьезнейшие заболевания. В эту чепуху я, конечно, не верила, но почему бы и не прогуляться по лесу, прикладываясь разными частями тела к древним камням. «А вдруг?» – мой принцип по жизни с самого детства. Не попробуешь – не узнаешь!

Около автобуса уже толпились туристы, кто-то ждал опаздывающих друзей, кто-то докуривал сигарету, а кто-то попросту загорал, раскинув руки и подставив лицо еще зевающему спросонок солнцу. Мне среди этих людей делать было нечего, и я вошла в автобус, с радостью отметив про себя, что свободны мои любимые места – в самом конце салона. Я устремилась к ним, а мама молча последовала за мной.

Усевшись рядом с мужчиной, я победоносно улыбнулась, предвкушая отличную поездку. На задних местах здорово подбрасывает вверх, а учитывая, что путь будет пролегать через проселочную дорогу, эффект «американских горок» был гарантирован. Я веселилась, а лицо мамы почему-то радостью не искрилось. Более того, будь оно морем, можно было бы дать все девять баллов по шкале Бофорта. Ее лоб покрылся набегающими волнистыми складками, а в глазах опрокидывались и рассыпались брызги ярости. Понятно, что мама была не в восторге от идеи трястись полтора часа на заднем кресле, но что поделать, иногда дети просто невыносимы.

От скуки я начала рассматривать людей, в которых, к сожалению, не было ничего выдающегося: соломенные шляпы с широкими полями, солнечные очки на лохматых макушках, обгоревшие плечи, тщательно намазанные позавчерашней сметаной. Наконец, взгляд уперся в соседа, точнее, в его ладони, на которых покоился огромных размеров арбуз. Меня эти руки поразили. Да что там, поразили! Я была ошеломлена, словно молния прошла сквозь меня.

В глазах вдруг стало темно и непривычно влажно. Я с самого детства не любила плакать. Даже думала, что выплакала все слезы еще в младших классах, когда сверстники дразнили меня «безотцовщиной» и упражнялись в изощренных пытках, на которые способны только дети. Потому что самые жестокие палачи, это как раз-таки они, маленькие изверги с гипертрофированным чувством эгоцентризма и уверенностью, что серьезное наказание они не понесут.

Нет, руки, как руки! Грубоватые пальцы рабочего человека с неровно подстриженными ногтями, заломы морщинок на запястьях, сухая от ветра и соли кожа. И ничего бы не заставило меня остановить на них взгляд, если бы не татуировка.

Это сейчас делают татуировки любых форм, размеров и цветов. Хочешь, крылья на всю спину, хочешь, разноцветные узоры на плечо, а девчонкам – дельфина на поясницу, который через десяток лет поплывет и растолстеет вместе с хозяйкой тела. Раньше все было проще: рисунки без выдумки, корявые линии серо-синего цвета, которые со временем бледнеют, но не исчезает совсем, храня воспоминания об ошибках молодости.

На правой руке моего соседа был накарябан простой силуэт кошки. Треугольник в самом центре тыльной стороны ладони – это нос, две точки сверху – глазки, черточки в разные стороны, обозначающие усы, да два уголка сверху – это уши.

И это произведение постмодернизма повергло меня в шок?

Да.

Когда еще зареванной маленькой девочкой, измотанной последствиями изобретательной детской злобы, я возвращалась домой, то подолгу рассматривала единственную семейную фотографию, на которой присутствует отец. Я там совсем кроха, годовалая малышка, которую разбудили за десять минут до съемки. В огромных карих глазах одновременно застыли страх и любопытство, и в то же время на пухлом личике царит спокойствие, я же на руках у папы.

Образцовая фотография. Серьезная мама держит идеальную осанку, старшая сестра с розовым пышным бантом на макушке, красавец-отец, прижимающий к себе смешную младшую дочь, похожую на колобка. А на руке, что придерживает пухлый животик малышки, татуировка кошки. Нос треугольником, глаза в две точки, усы и уши. Всего несколько линий, не больше наперстка краски. Но я столько лет всматривалась в эти линии, что, увы, забыть их не смогу никогда.

У меня сбилось дыхание. Хватая ртом воздух, я переводила взгляд то на папу, то на маму. Все молчали. Казалось, первым заговорит арбуз. Но и он сохранял тишину.

Первой не выдержала все же я.

– Здрасьте, – как-то противоестественно выпалила я. И это «здрасьте» повисло в воздухе, который, казалось, стал таким плотным, что его можно было потрогать руками.

И снова рвущая душу тишина. Ноги онемели, тело отказывалось слушаться.

– Вы… Ты… – я пробовала слова на вкус, но они были горькими, такими омерзительными, что захотелось прополоскать рот, смывая с языка липкую вязкую массу.

Отец отложил арбуз и вышел из автобуса, закурил, глубоко затягиваясь и смачно сплевывая на асфальт, а я украдкой наблюдала за ним сквозь пыльное стекло. Спустя несколько бесконечно долгих минут он вернулся, но лишь для того, чтобы забрать арбуз и пересесть на другое кресло.

Надо ли говорить, что остаток дня прошел как в тумане. Мы бродили по лесу, пытаясь не отставать от экскурсовода, которая говорила какие-то вдруг ставшие бессмысленными слова. Загадывала ли я желание, я не помню, но отец так со мной и не заговорил. Я не задала ему ни единого вопроса, не рассказала, что всегда хотела его увидеть, и не призналась, что не держу на него зла.

Он держался поодаль, избегая контакта со мной, словно я была на последней стадии туберкулеза. Так мы и вышли из автобуса: я с разбитым сердцем и папа с арбузом.

Что-то внутри меня с треском надломилось. Я знала, что мы расстаемся навсегда. И уже не казалось будущее безоблачным, не верилось ни в счастливую звезду, ни в Его Величество Случай. Потому что нет ничего страшнее, когда тебя не любят родители.

Вечером объявили штормовое предупреждение. Море, почувствовав мое настроение, швыряло волны на усталую гальку. Хотелось, чтобы они били ее до изнеможения, до крови на холодном камне, до гипогликемической дрожи, эту дуру-Гальку!

Утром я выглянула в окно, всматриваясь в темнеющую дымку, нависшую над морем. Сквозь плотные тучи пробивались робкие лучи света, но шторм не утихал. По громкой связи радио то и дело передавало сводки метеорологов, а плакаты вдоль береговой линии твердили, что купаться запрещено. Мама осталась в номере, а я соврала, что пройдусь по дорожкам сада. На самом деле, я точно не знала, куда пойду. Мне просто необходимо было остановить внутренний диалог с отцом, заставить, наконец, разум замолчать.

В воздухе стоял дурманящий аромат можжевельника. Я шагала, сверля взглядом свои сандалии, и невесело прикидывала, как провести остаток отпуска, а заодно и остаток жизни. Детство закончилось так внезапно и порывисто, как бывает, когда острые кошачьи когти разрезают нежную кожу, и наружу из ранки проступает алая кровь, принося с собой страх и боль.

Ноги сами привели меня к морю.

Я смотрела на него и усмехалась, кто кого?

В тот момент мне было не страшно умереть. Я разделась и шагнула. Так просто.

Первая же волна сбила меня с ног. Я попыталась подняться, но ноги скользили по гальке, которая впивалась в уязвимые мягкие ступни. Вторая крупная волна накрыла меня с головой и подгребла под себя, унося вглубь моря. Дальше я уже не могла сосчитать количество волн. Меня крутило под водой, камни сыпались градом на мое тело и голову, и я перестала различать, где небо, а где земля. В такие минуты отчаянно хочется жить. Хотя мгновение назад смерть казалась не страшна.

Наша схватка продолжалась, наверное, минут десять, а мне чудилось, что прошла целая вечность. Я на долю секунды выныривала, успевая схватить чуть-чуть воздуха, и снова погружалась в болтанку.

Обессилев вконец, я продолжала барахтаться в водовороте. Сдаваться отчаянно не хотелось. Наверное, море сжалилось надо мной, слегка ослабив смертельную хватку и дав мне возможность совершить решительный рывок.

На коленях я уползала от подступающей мощной волны. Наглотавшись воды и разбив колени в кровь, я упала на равнодушные камни. Галька на гальке, какая ирония! Но я не была холодна, как они. В моей душе теплился огонек и желание жить. Несмотря ни на что, невзирая на психологические драмы детства. Жить, по-прежнему ведя внутренние диалоги с отцом, доказывая, что я имею на это право.

С тех пор прошло немало лет, а я по-прежнему всегда сажусь на последний ряд в автобусе. Возможно, чтобы когда-нибудь снова увидеть татуировку кошки.