Талое море вылилось из груди,
Позади себя бросив
Несбывшиеся шторма.
Город стоял в тисках прошлогодних льдин,
Не веря во что-то большее, чем зима.

Талое море выбилось из оков,
Смывало с асфальта грязь
Тысячи сапог.
И плыли в нём люди, похожие на китов,
И каждый проулок
Растёкся, как осьминог.

И был каждый дом
Маяком,
Арарат-горой,
И каждая птаха тащила
Масличный лист.
А город стоял, разбуженный и сырой,
И как акварели Збуквича, водянист.

Вода подходила к окнам, к любой стене,
Скрывая за стенкой радостных и нагих.
Я не был на море, но море
Жило во мне,
И вдруг растеклось в других.
Проросло в других.

И я стал остывшим звуком, я стал ничем,
Последнее море на чуждых людей растратив;
Но вдруг увидал вдали, как плывёт ковчег,
И девочка в нём стоит, на меня не глядя,
Баюкая синь солёную на плече,
И вдруг проливая
Рифмой –
В своей тетради.

– А какое над морем марево –
Даль туманная в полусне.
Стопки смотрят глазами карими,
Тёмный виски дрожит на дне.

– Из Ирландии? Вещь занятная! –
Самый раз для морских волков.
А туман за бортом всё матовей
Над водой опустил альков.

Шхуна штормом давно не ласкана,
Море гладкое, как ладонь.
– Ох и пойло твоё ирландское! –
Жаль, солёное под водой.

– Ой, да брось. А по стопке – давай ещё?
Что нам соль? Двадцать тысяч лье
Над каютой. И здесь пристанище
Всё же лучше, чем в чёрной земле.

– Ох, какой был тогда туманище…
– Кто бы айсберг увидел во мгле?..»
(Капитан с боевым товарищем,
что на дне уже двести лет)

Человек, приходивший к морю который год,
Человек, приходивший к морю который век,
Говорил ему: Море, смотри, я не чую ног.
Говорил ему: Море, смотри, я не чую век.

– Я под веками всё носил тебя, всё носил,
Я боялся тебя расплескать из своих зрачков,
И внутри у меня – ледяная хмельная синь,
И коллекция раковин, водорослей, рачков.

У тебя под прозрачным пледом уснул корвет,
Сквозь подгнившие рёбра носятся стайки рыбят.
Море-море, я прихожу к тебе сотню лет,
Но не вижу тебя. Никогда я не видел тебя.

Я у берега брал волну и тянул, как ткань,
А она разрывалась в пальцах и шла назад.
И я снова ношу тебя, море, в своих глазах,
И солёные струи из них, словно два мотка.

Я хотел размотать твою ткань, обнажив песок,
Поискать своё сердце меж лодок и кораблей,
Из него твои тёмные воды тянули сок,
И к рассвету бывали волны чуть-чуть алей.

Я прошёл две войны, волна, и пришёл сюда.
У меня на подошвах прах многих городов.
Враг догонит меня по кровавым моим следам,
А я просто хотел никогда не оставить следов.

И встаёт на колени солдат; и встаёт солдат
На песчаное дно, будто в церковке для молитв.
И в глазах у него начинает блестеть слюда,
И память о суше в груди всё слабей болит.

И море становится тканью – нежнее, чем тюль,
И море его укрывает – нежнее, чем мать.
Солдат засыпает, не чувствуя ран и пуль.
Солдат засыпает, счастливый, что может спать.

На старой могиле снег плавится по весне;
Из глазниц человека незабудки взойдут в июле.
А море всё также приходит к нему во сне,
И ноги уставшие
                       нежно волною целует.