Утром 3 ноября капитана Литвинова вызвали в штаб округа. То, что Виктор Литвинов – кадровый офицер, знали немногие: кому положено знать. Для остальных он был обычным работягой, приехавшим на рыбокомбинат за длинным рублём, одним из многих тысяч фронтовиков, вернувшихся с войны и ищущих место в мирной жизни

Проводив мужа, Валя почувствовала смутную и всё нарастающую тревогу. Глухая тоска возникала где-то глубоко внутри, вязким комком подкатывала к горлу. Не продохнуть. Беспокойство не было связано с Виктором. К празднику он обещал вернуться. Сказать прямо – не сказал: и у стен есть уши. Но женщина знала, муж поехал за новым назначением. Был у супругов условный сигнал, о важном – по привычке – давно разговаривали знаками.

Литвиновы приехали на Парамушир полтора года назад. Валя долго привыкала к суровой красоте этого края, к курящемуся вулкану, к частым землетрясениям. Беспокоилась за мужа и детей. Ночами ей снился родной городок в Центральной России, любимый и незыблемо-надёжный в своём многовековом постоянстве. Здесь же всё было временным: погода, природа, бараки, рабочие-сезонники… Но человек ко всему приспосабливается. К опасностям – тоже. Не было больше паники, когда от небольших колебаний почвы позвякивала в шкафах посуда, и вулканический пепел на одежде тоже и не вызывал раздражения.

Почему именно сегодня на душе заскреблась стая кошек, женщина понять не могла. Что-то было не так – и всё! Прошли сутки, пошли вторые, ничего не изменилось. Ни работа, ни привычные домашние дела не заглушали тревогу, а забежавшая на минутку соседка Маша Стеблова лишь подлила масла в огонь. Её маленькая белая собачка Лапочка весь день не находила себе места. Просилась на улицу, но одна не шла, звала хозяйку. Скреблась-скреблась в дверь и вдруг начинала выть, как по покойнику. Ей вторили соседские собаки, да так, что кровь леденела в жилах. Муж Илья уехал с Валиным мужем. Вдруг что-то с ними случилось? А Маше скоро рожать…

Когда за соседкой захлопнулась дверь, Валя подошла к окну, отодвинула занавеску. Начинало темнеть, на небе ясно обозначилась полная луна. Двухлетняя дочка Леночка встала рядом, прижалась к маме. Хлопнула дверь, в комнату пулей влетел запыхавшийся, раскрасневшийся сын. Размахивая руками и захлёбываясь от волнения, Алёшка рассказал об убегающих в сторону сопок животных.

– Мам, у некоторых собак на шеях обрывки верёвок, представляешь?! С привязи сорвались. Дедушка Ким, когда это увидел, стал печальным. Бормочет себе под нос и вздыхает. Что, мы с ребятами так и не поняли. Сказал, скоро к тебе зайдёт, поговорить хочет.

Сколько лет старому Порфирию Киму, не знал никто. Корейцев на острове было много. В годы войны для различных строительных работ японцы вывезли из Кореи много крепких мужчин. После войны их постепенно возвращали на родину.

Но старый Ким родился в России и уезжать в Корею не собирался. По-русски он говорил хорошо, без акцента. В Северо-Курильске появился ещё до приезда Литвиновых. Корейцы из Страны утренней свежести плохо знали русский язык. Нужен был переводчик. Говорили, раньше Ким жил где-то в Приамурье, и была у него большая семья. Но жена умерла ещё до войны, где дети, никто не знал. Если спрашивали, старик не отвечал, будто не слышал вопроса.

В начале сорок девятого к Киму приехала беременная внучка с трёхлетним сынишкой. Где её родители и муж, осталось тайной. Роды были тяжёлыми, ребёнок не прожил и дня. Молодая женщина потеряла много крови и тихо угасла, как задутая ветром свеча.

Сашка остался на попечении прадедушки. Иногда старый Ким вместе с правнуком заходил к Литвиновым, играл с Виктором в шашки. За игрой они о чём-то тихо беседовали. Улыбчивый Сашка быстро подружился с Алёшей и Леночкой. Валя старалась лишний раз как бы невзначай коснуться ладонью его головы, ласково погладить иссиня-чёрные густые волосы, накормить горячими щами. Благодарный мальчик обнимал руками её шею, замирал на мгновенье… Тосковал по материнской ласке. Женщина едва сдерживала слёзы.

Ким появился, когда дети готовились ко сну, а Валя на кухне домывала посуду. Присел на табурет, пригорюнился.

– Знаю, не поверишь мне… Но собирай детей и будь готова бежать в сопки. Беда идёт, Валя, большая беда! Слышишь, собаки воют? Они беду чуют.

– Какая беда? – мокрая чашка звякнула о раковину и выскользнула из Валиных рук.

– Корейцы говорят, землю будет трясти сильно-сильно, и может прийти большая волна. Она всё разрушит… Очень много людей погибнет… Не веришь мне, вижу, не веришь…

Валя с удивлением смотрела на съёжившегося на табурете маленького сухощавого старика – и не верила его словам.

– Если бы что-то угрожало, объявили бы…

– Мы с Сашкой уходим в сопки. Холодно? Костёр разведём. Не пойдёшь с нами? Не пойдёшь. Но пусть этой ночью дети спят одетыми. И сама оденься. И будь готова бежать в любую минуту.

Когда за стариком захлопнулась дверь, тягучий липкий страх сильнее сжал Валино горло. Она знала, кореец мудр, как змея, слов на ветер не бросает. После долгих раздумий женщина решила последовать совету Кима: велела Леночке и Алёшке не снимать одежду, поставить у кровати сапожки, а пальто и шапки положила на стул рядом.

Когда дети уснули, Валя погасила свет и долго стояла у окна. Тревога становилась всё острее. Поздняя осень, холодно, ветрено. Сопки недалеко, полкилометра не будет. Но как уходить с детьми в ночь, в никуда – без видимых на то причин?! На всякий случай женщина приготовила сумку с документами и хлебом, свою верхнюю одежду и всё завернула в цветастое покрывало. Не раздеваясь, прилегла рядом со спящей Леночкой, погладила её по кудрявым волосам, поцеловала в щёчку и не заметила, как сама задремала.

Её разбудила гремевшая на кухне посуда. Валя вскочила и, не зажигая огня, поспешила туда. В дверях споткнулась об упавшее с лавки ведро. Пол резко качнулся под ногами, тарелки и кастрюли полетели с полки, по крыше загремели кирпичи. Женщина бросилась назад в комнату, затормошила сына:

– Алёша! Скорее вставай! Бери сумку – и на улицу! Быстрее, быстрее! Сапоги потом наденешь!

Сама же подхватила сонную дочку, завёрнутые в покрывало вещи и поспешила следом за сыном. Она была на крыльце, когда земля содрогнулась ещё раз. Покосившееся крылечко отошло от стены и стало разваливаться.

– Мама! – отчаянно закричал сын. – Прыгай!

У соседнего дома собралась толпа напуганных, полуодетых людей. Плакали дети. Взрослые с тревогой говорили, что землетрясение сильное, у многих разрушились дымоходы и потрескались печи. Давно такого не было. А на носу зима…

Сосед Петя Пухов, шофёр с рыбокомбината, посмеялся, что землетрясение лично ему помогло: сдвинуло с места сломавшуюся трёхтонку. Вон, зафырчала, как зверь. И не докажешь начальству, что полдня без толку в моторе копался. Люди заулыбались, подождали ещё минут десять и готовы были разойтись по домам. Но…

Случилось что-то невообразимое. В сторону сопок, тяжело дыша, бежала толпа корейцев, работавших в ночь на рыбозаводе. Потом ещё… Кто-то не останавливаясь, на ломаном русском прокричал:

– Уходите в сопки! Вода ушла…

– Куда ушла? Зачем ушла?

Ответа не последовало. Но Петька Пухов в мгновение ока стал серьёзным. Приказал жене:

– Маринка, молчи и полезай в кабину! Помнишь, как на Камчатке было?! А вы, люди, хотите жить, лезьте в кузов! Только быстрей! Дорога каждая минута! Волна!

Валю словно кипятком ошпарило: волна! Ким говорил о волне… Как она с детьми и Машей оказалась в кузове, не помнила. Маша прижимала к груди вдруг притихшую Лапочку и бормотала под нос:

– Волна… Придумали тоже… Три года здесь живу, никаких волн не бывало…

Петька гнал машину к сопкам, не разбирая дороги. Но скоро техника заглохла, пришлось её бросить. Взрослые и дети, спотыкаясь о камни, поднимались выше пешком по набитой уже тропинке. Те, кто пришёл раньше, разожгли костры. Испуганные люди потянулись к огню. Они не понимали, чем может грозить какая-то волна.

– Что за переполох? Что случилось? Кто знает, объясните!

Многие жили на острове два-три года и всякое повидали. Волны были, да, и жестокие шторма случались. И что? Низины слегка подтапливало. Почему сейчас должно быть иначе? Кое-кто из скептиков, озябнув, засобирался вниз, домой, в тепло и сухость. Но сделать это первым никто так и не решился.

Люди всё прибывали. Полная луна освещала их встревоженные, испуганные лица. Женщины судорожно прижимали к себе детей, мужчины нервно курили. Тревога будто бы висела в воздухе. В толпе корейцев Валя увидела Кима. Они с Сашкой с ног до головы были закутаны в тёплую одежду. Старый кореец улыбнулся, кивнул в ответ, протиснулся к Литвиновым, встал рядом.

– Валя, привела детей... Я рад. Я хочу, чтобы вы жили.

– Пришли… Но что же может случиться, я так и не поняла. Куда вода ушла?

– Далеко в море. Может, на километр… Она скоро вернётся. И принесёт беду.

Словно в подтверждение этих слов где-то далеко внизу возник странный, всё нарастающий гул. Самолёт?! Со стороны воинской части послышались частые беспорядочные выстрелы.

– Что это?! Война… Неужели снова война?! Не волна, а война!

Странный грозный рокот заглушил все другие звуки. Люди застыли в оцепенении и устремили изумлённые взгляды в сторону пролива. Из-за горизонта на сушу стремительно надвигалась тёмная фосфорецирующая стена, с каждым мгновением увеличиваясь в размерах. С ужасающим грохотом гигантская волна обрушилась на город. Расположенные ниже дома Северо-Курильска скрылись под бурлящей водяной толщей. На мгновение всё замерло. Затем вода с той же стремительностью и силой рванулась назад, в океан, сметая всё на своём пути.

Сердца вмиг оставшихся без крова людей переполняло отчаянье. Кто-то молился, кто-то плакал в голос.

– За что нам такое, Господи?! За что?!

Маша стояла рядом в накинутой поверх пёстрого халата старой фуфайке, едва сходившейся на большом животе, валенках на босу ногу и прижимала к груди притихшую Лапочку.

 Леночка вдруг недовольно завозилась на руках у матери, тихо захныкала.

– Что тебе, доченька? Замёрзла?

Девочка шмыгнула носом:

– Шапка колется! Не хочу эту шапку! Я домой хочу!

От волнения и тоски Валя вместо тёплого платка приготовила дочке красную шапку из овечьей шерсти, бабушкин подарок, тёплую, но колючую. Леночка её не любила. Нужно было срочно успокоить малышку.

– Сейчас нет другой, потерпи немного. И домой скоро пойдём… Потерпи, доченька… Алёшка-то где?

Женщина с тревогой оглянулась вокруг в поисках сына. Тот был недалеко, стоял рядом с Кимом и Сашкой, цепко сжимая в руках скомканное покрывало. У Вали немного отлегло от сердца.

Леночка тоже увидела брата, стала вырываться из материнских объятий:

– Не хочу эту шапку! Я к Алёше хочу! Я домой хочу!

Домой хотела не только Леночка. Но что осталось от их домов… Плачущие люди напряжённо всматривались в темноту.

Кто-то из нетерпеливых всё же устремился вниз. Корейцы пробовали их остановить, но те лишь досадливо отмахивались:

– Да отстаньте! У меня там скотина в сарае… Э-эх, посмотрю, что с ней сталось... Может, хоть поросёнок уцелел…

– Пойдём и мы? Посмотрим, что да как… Одежду тёплую возьмём, – застывшими губами хрипло проговорила Маша.

Валя оглянулась вокруг и не обнаружила сына. Леночка стояла рядом с Сашкой. Ким держал в руках какие-то вещи. Среди них Валя узнала своё покрывало.

– Ким, где Алёшка?!

Сын скоро нашёлся, он стоял рядом с Петей Пуховым, внимательно слушал, что тот объяснял окружившим их женщинам. И только сейчас Валя вдруг поняла, что сумки с документами в руках мальчишки нет.

– Алёша! Подойди скорее!

Сын послушно подошёл к матери.

– Алёша, где сумка? Ты куда её дел?

Паренёк удивился:

– Какая сумка? Ты мне сама покрывало дала… Не брал я никакую сумку…

Сумка с документами осталась дома. Так опростоволоситься! Нужно срочно её забрать! Не зря говорят: кто-то горюет, а кто-то ворует. Там кроме документов все заработанные деньги. Их-то точно заберут и не побрезгуют. До дома минут десять ходьбы. Заодно нужно посмотреть, что и как там внизу.

Детей Валя решила не брать, оставить с Кимом и Пуховыми. Алёшка с радостью согласился. Но Леночка с громким плачем вцепилась в мать:

– Я с тобой! Я не останусь! Хочу платок, а не шапку!

Ким попробовал уговорить девочку:

– Какая красивая у тебя шапка, как огонёк. Ты как огонёк в ней. Нам без тебя холодно будет. Валя, не ходи! И ты не ходи!

– Нет, я с мамой!

 Что делать… Женщина подхватила упрямицу на руки и поспешила следом за спускавшейся по узкой тропе Машей.

Идти быстро не получилось. Ноги вязли в грязи, всюду валялись обломки досок, кирпичи, всякая утварь. Скоро стало понятно: их дома точно устояли. Возможно, кое-где разбило стёкла. Женщины подавленно молчали. От напряжённой ходьбы Валя задохнулась и немного приотстала, переводя дыхание. Леночка крепко держалась за материнскую шею. Маша ушла вперёд, не стала ждать соседку.

Где-то внизу, в центре городка, вдруг вновь раздались душераздирающие крики и утонули во всё нарастающем шуме. Обогнавшие Валю люди в страхе бежали назад. Подняв голову, женщина отчётливо увидела, как на город надвигается чёрная, с пенистым гребнем на вершине, водяная стена неимоверной высоты.

С немым криком ужаса женщина сорвалась с места: назад, назад, к спасительным сопкам! Но по дороге она за что-то зацепила ногой и будто в капкан попала: ни туда, ни сюда… Волна накрыла её, опрокинула на спину. Но Валя смогла подняться. С трудом удерживая равновесие, она стояла в бурлящем водовороте и крепко прижимала к себе притихшую дочь. Вода, громко клокоча, стремительно уходила. Женщина снова не устояла на ногах, упала неловко и на долю секунды ослабила объятия. Ревущий поток выдернул Леночку из материнских рук и покатился дальше, унося за собой очередную беспомощную жертву.

Несколько мгновений женщина не осознавала происшедшего, всё казалось кошмарным сном. Потом невидимая сила подхватила её, заставила резко вскочить и выдернуть ногу из-под застрявшей в земле железяки. Не разбирая дороги, Валя ринулась вслед за отдаляющейся водой.

– Лена! Лена!!! Доченька моя-ааа…

Силы были неравными… Вода оказалась намного быстрее маленькой отчаявшейся женщины. Валя спотыкалась и падала, перебираясь через завалы, в кровь ободрала руки и колени, но не чувствовала боли. Она вслушивалась в заглушённые шумом ревущего потока крики ужаса и боли и надеялась услышать где-то совсем рядом знакомое «Мамочка!»

Но был только рокот воды и крики о помощи… Женщина и представить не могла, что на месте центральной улицы возник гигантский водоворот, стремительно закруживший развалины домов, катера, людей, Петькину трёхтонку… Подхватив всё, что уцелело в адской воронке, вода отступила в океан и минут через десять вернулась, выкинув на берег горы обломков.

Сколько времени прошло, обезумевшая от горя женщина не знала. Она сорвала голос и лишь хрипела:

– Лена… Леночка…

Как сомнамбула, добралась до берега и бродила у кромки насытившейся своими жертвами и успокоившейся воды.

Начинало светать, и стало понятно, что Северо-Курильска больше нет. Ни домов, ни заводов, ни воинских частей… Спустившиеся с сопок смельчаки пытались отыскать тела родных и близких в чудовищном нагромождении разбитого дерева, камня, земли и металла.

Среди обломков Валя натыкалась на изувеченные тела мужчин, женщин, детей. Леночки среди погибших не было. Но и надежды, что девочка выжила, почти не осталось. Вдруг в лучах восходящего солнца недалеко от берега мелькнуло что-то красное. Красная шапочка?!

Не раздумывая, Валя шагнула в обжигающую холодом воду и поплыла. Всего несколько метров и… Но волны, словно издеваясь над несчастной матерью, ласково колыхали большой вымпел, висевший в клубе. Скованные холодом руки и ноги не слушались, плыть назад не было сил. И желания жить не было.

Словно издалека женщина услышала отчаянный голос сына, зовущий её:

– Ма-ма-аа!

С усилием она открыла глаза и сквозь стылую пелену увидела на берегу три неясные фигуры. Сын… Есть ещё сын, как она могла забыть о нём! Один гребок, второй – и ноги коснулись дна. Набежавшая волна подхватила женщину, как пушинку, вытолкнула на мелководье. Подоспевшие Ким и Алёша помогли Вале подняться.

– Мама! Мама! Мама! – отчаянно рыдал мальчик, целуя её заледеневшие руки.

А у Вали не было слёз. Странная апатия овладела душой. Что было дальше – помнила смутно. Снова поднялись в сопки, грелись у костра, Марина Пухова заставила переодеться в сухое… Помнила, как обнимала сына и Сашку, не отпускала их от себя ни на шаг. Потом стали приходить пароходы. На одном из них вместе с Пуховыми они и оказались.

К вечеру женщина свалилась в жесточайшей простуде. В себя пришла в больничной палате. Рядом сидел осунувшийся муж. От него узнала, что находится в Сахалинске. Туда привезли большинство пострадавших. Алёшку и Сашку вместе с дочерью и зятем приютила мать Марины Пуховой. Там же остановился и с трудом нашедший семью Виктор. Остальные расселились, где кто смог. Люди с жадностью узнавали доходившие до них новые подробности трагедии, оплакивали потерю родных и знакомых, радовались, если кто-то из оплаканных оказывался живым. Но куда исчез старый Порфирий Ким, никто не знал. И новостей о Леночке не было.

Валя болела долго, почти до Нового года. Виктор получил новое звание и направление в небольшой сибирский городок. Туда он в скором времени перевёз жену с сыном и осиротевшего Сашку. Кстати, сумка с документами нашлась. Она оказалась завёрнутой в злополучное покрывало. Но чернила в паспортах были размыты. Пришлось восстанавливать документы.

Замотавшееся начальство не стало выяснять, каким образом у светлоглазого блондинистого майора Литвинова вдруг появился темноволосый узкоглазый сын. Сын, значит – сын. А какие у него глаза, пусть в своей семье разбираются. И немолодой человек в военной форме недрогнувшей рукой вписал в паспорта Виктора и Вали имя Сашки. Так Саша Ли превратился в Александра Викторовича Литвинова.