Байкал баюкал и буянил,
бухтел, бурханил, барабанил,
многоголосый удэге.
Спускались горы мыть подошвы,
а чайки хлопали в ладоши,
смеясь на нашем языке.

Небесный омуль плыл высоко,
вращая умным жёлтым оком
у переносицы горы.
И триста рек несли дары –
доволен батюшка оброком:
готов калым для Ангары.

Пока шаманил с бубном кто-то,
открыв Ольхонские ворота,
дожди впечатались в гранит.
И мы карабкались по склону
непостижимого Ольхона
до запредельных пирамид.

Я, месяц мучась со спиною,
ступила в море ледяное,
сомкнув его над головой
три раза, как тому пристало,
и трижды море цвет меняло –
зелёный, серый, голубой.

Не разыгравшиеся нервы –
а разыгравшиеся нерпы
чудно крутились на волне.
И был весь мир потом в нирване:
туман валил, как пар из бани,
и я – забыла о спине.

Забыть ли этих дней теченье,
любовь камней и трав, свеченье
прозрачных донельзя глубин?
О месте силы древней веры
друг с другом так и спорят ветры –
сарма, култук и баргузин.

Не на юге, в тропических далях,
Там, где воды морей голубы –
А всего в ста вращеньях педалей,
В получасе обычной ходьбы,

Где на цыпочках утренний город
Наблюдает, как ветры поют:
Ну, привет, Жигулёвские горы,
Жигулёвское море, салют!

Песня в небо восторженно льётся,
Бумерангом – обратно ко мне.
Златопарусной яхтою солнце
По оливковой ходит волне.

Скользящей рыбою, зеленоглазым грезя,
Хочу почувствовать незримое в разрезе.
Где всякий слой играет цветом в зыбком лоне,
Живописует Дебюсси, звучит Чюрлёнис.

Зеленоглазое идёт неумолимо,
Волной накроет он – Хосе Лесама Лима.
Летят и кружатся в серебряном потоке
В прожилках листьев зашифрованные строки.

На их рубиновый крючок попалась рыба,
Звенят чешуйки в колокольчиках порыва.
Зачтя фантазии под тысячу попыток,
Прочесть сумею ли волны лиловый свиток?