Извечные могучие ветры кружатся над бескрайней Луганской степью, проносятся они, то завывая, словно раненый зверь, то со свистом пролетают над молчаливыми курганами, а порой их дуновенье легко, словно боятся они осыпать лепестки задумчивых степных цветов. Спорят ветры между собой и, по – очереди, вращают колесо истории, заставляя события, казалось – бы, давно минувших дней, вновь яркими красками и образами врываться в устоявшуюся нашу жизнь. Такие события меняют и ломают привычный уклад целых поколений, не дают расслабиться, насладиться покоем и гармонией. А может это и не покой вовсе был, а безразличие и пустота души? И тяжелым откровением становится тогда мысль, что для размягчения своенравных, черствых сердец и обретения способности видеть всю нравственную красоту рядом живущих людей, необходимо целому народу пройти через огонь войны. И неужели, чтобы каждой клеточкой своего тела почувствовать тепло и запах родной земли, нужно пережить паническое бегство от разрывающихся снарядов и, в страхе, оставив свое уютное жилище, пожить-поскитаться на чужбине, пусть даже и радушной?

Получался самый логичный вывод: ну как можно жить «нормальному человеку» в таких условиях? А если еще посмотреть модные телепередачи о счастливой и красивой Европе да прибавить сюда вчерашний рассказ соседа Петра о его «шикарной» поездке на заработки в Польшу (мол, чистота там, цветочки да брусчатка везде) – все, на родной город уже смотреть тошно, все в нем раздражает. Чувство острого негодования, что твоя родина не такая современная и «европейская», не такая яркая, какими показывают по телевизору европейские города, накрепко поселяются в слабенькой душе и в мятущемся сердце. Правда, хоть немного порадоваться можно было, приучив себя использовать в разговорной речи новомодные европейские словечки вроде «хэнд-мэйд», «коучинг», «лайфхаки», «хэштег», «кэшбэк» да еще приставочку «фэст» обязательно к мероприятиям прикладывать. Ну, и чем ты не европеец?

Только, вот где-то мы все это уже читали и проходили, где-то уже видели, чем оборачивалась эта тяга «европейская» для русских людей, сознательно или не раздумывая, стыдящихся своей родины, своей родной речи, и как-то промежду прочим становящихся просто «Ивановым Иваном», потому что отчество свое называть – это так не по-европейски.

Все меняется в одночасье: когда видишь своими воспаленными глазами свежие следы от гусеничных танков там, где еще совсем недавно ты сам бегал и ловил бабочек, а потом и ножки твоих детей утопали в мягких желтых одуванчиках, когда привычное голубое небо, исполосованное следами от пассажирских самолетов, вдруг становится пустым, и, глядя в его высоту, все также отчетливо слышишь гул истребителя, тогда особенно остро ощущаешь любовь и нежность к тому месту, где ты родился и вырос, случились самые важные события твоей жизни. И, быть может, самое главное случилось с тобой именно сейчас, когда пройдя сквозь пламя войны, ты действительно стал нормальным человеком, осознавшим, что прежние ценности и мечты были сродни предательству по отношению к родной земле и людям, живущим по-соседству. И пусть никто не заметил твоего преображения, главное, что ты сам теперь твердо знаешь, чему будешь учить своих детей, какие слова будешь использовать в своей речи и, даже если не останется на земле в живых ни одного ветерана или участника Великой Отечественной Войны, ты всю жизнь будешь вспоминать о них и молить Бога об их упокоении, потому что они спасли тебя дважды: тогда, в далеком 1945-м, и в бесконечном 2014-м.

Как часто в моменты артиллерийских обстрелов, или прячась в паническом страхе от вездесущего истребителя, а может, увозя своих детей от бомбежек в неизвестность, ты вспоминал истории судеб своих родных, познавших ад той далекой войны.

А ведь они все это уже проходили: дедушка совсем молодым ушел на фронт простым рядовым стрелком и сразу же попал в «мясорубку» войны, где-то под Смоленском, и уже больше никто о нем ничего не слышал. Ничего. А твоя молодая бабушка осталась с шестью детьми, и никогда больше она так ничего и не рассказала, не выплакала, не пожалела себя – как же она выжила? В переполненной «теплушке» вместе с детьми она была отправлена в эвакуацию в далекий и суровый край, где вместо степи раздольной – тайга дремучая, где хрустальная зима царствует большую часть года. Сибирь. Но это была ее надежда, ведь она с детьми, они ее опора! Да видимо, еще суждено было испытать женскому сердцу горе, и в Сибирь она приехала только с одной дочерью: эпидемия тифа, вспыхнувшая в «теплушке», разлучила мать со своими детьми на долгие-долгие годы. Лишь спустя 30 лет, после победного 1945-го, смогла она отыскать всех рассеянных по огромной стране взрослых своих детей. И разве можешь ты теперь позволить себе поступить не так, не выдержать, сдаться?

Ах, ковыли, степные ковыли! Что же вы качаете седыми локонами, словно испокон веков знаете, что произойдет с нами? Молчите? А может, вы словно перо летописца, скользящее по толстому папирусу, пишите историю земли Луганской на склонах и вершинах крутых холмов? Нам тогда не мешало бы научиться читать ваши послания, дабы не натворить новых ошибок, а стремиться изучать тайны молчаливых курганов и каменных пещер, и целовать каждый клочок родной земли, в пример своим детям. Будьте спокойны, ковыли, мы теперь до скончания времен не забудем о скорбях наших предков, а подвиги русских людей Донбасса, «положивших души за други своя», вдохновят новые поколения на созидание и труд во имя благоденствия и процветания родной земли, ибо нет цели в жизни более богоугодной!