Она медленно шла по песчаному берегу замёрзшего пляжа.

Волны, растеряв на безбрежных просторах великую некогда мощь, спокойно катились к суше и бессильно выплёскивались на мокрую гальку. Женщина остановилась. Вода нехотя лизнула кожу её сапог и плавно отступила. Кутаясь в тёплое пальто, она пристально вглядывалась в играющую тёмными водами, многомиллионную солёную массу.

– А ты умеешь быть спокойным, когда захочешь, – зябко ёжась, тихо проговорила она,– умеешь… только меня не проведёшь! Мне известна цена твоих ласковых объятий…

…Из года в год, в любую погоду, в последний день февраля приходила она на этот берег.

Море всегда вело себя по-разному. То бушевало, будто сорвавшимися с подводной цепи огромными серыми волнами. А то, переливаясь солнечными бликами и демонстрируя покорность, спокойной гладью тянулось до горизонта. Но каким бы оно не встречало женщину, у неё к нему были свои счёты…

…Весёлую свадьбу праздновали в день, когда он получил диплом технического института. Это было самое счастливое время. Время любви, надежд, самых немыслимых планов и сумасшедших желаний. Как они были счастливы тогда, беспечно радуясь каждому, проведённому вместе дню. А как она любила его песни «под гитару». Могла бесконечно смотреть в его серые, с лёгкой грустинкой глаза и слушать, слушать, завораживающий, сводивший её с ума низкий голос. Как же не хватало его тогда, в едва ползущие, тягостные ночи ожиданий.

Однажды подруга-морячка принесла ей виниловую пластинку с песней, мало известного тогда Городницкого. И от первых же слов у неё перехватило дыхание…

Отчего-то вдруг тоскливо царапнуло в груди и зябко потянуло холодком, будто студёный ветер залетел в комнату.

– Тревожная песня,– сказала она тогда, – слова как льдинки…

А подруга, улыбнувшись, ответила, что это всего лишь песня и дала рецепт счастья морячек, состоящий из двух «надо»: быть оптимисткой и просто научиться ждать.

Она стала одной из них – женщиной, навсегда связавшей себя невидимой ниточкой с морем. Их было много в городе – морячек, и каждая несла свой крест как умела.

Она старалась быть оптимисткой и училась ждать. С утра зачёркивала дни настенного календаря, постоянно пересчитывая, сколько же ещё их осталось до той, обведённой красным карандашом заветной дате. Выходя из дома, тревожно смотрела в небо: как погода, не штормит ли там море.

А как она встречала его – самого лучшего на свете моряка! Не сговариваясь, запирались в квартире на несколько дней, и достучаться к ним не могли даже самые близкие друзья. Они любили друг друга и были счастливы.

Сейчас она понимала, что счастье, это тайна за семью печатями. Что его надо беречь от посторонних глаз, как огонёк свечи от ненастного ветра, нести осторожно, не выплёскивая через край. Но тогда, опьянённые верой в то, что так будет вечно, они беспечно купались в нём, не замечая ничего и никого вокруг…

А потом опять были долгие рейсы, разделяющие время на две части. Прозябание, – которое не могла скрасить ни работа, ни общение с родственниками и подругами, ни даже концерты и кино. И, наконец,– долгожданная встреча, – ради которой тысячу раз стоило всё это пережить, переждать и перетерпеть.

А та песня, с виниловой пластинки, стала его любимой…

Они были красивой парой. И гуляя по городу, нередко ловили на себе восхищённые взгляды, отвечая смущёнными улыбками.

Он баловал её. Привозил из рейсов импортные вещи: какие-то немыслимые по тем временам костюмы, брюки, сумочки и прочее заграничное «шмотьё». Так он небрежно называл шуршащие целлофаном аккуратные пакеты…

У них были друзья, много друзей. Ведь большую часть мужского населения города объединяла одна, рыбацкая судьба. И это обстоятельство тяжёлым грузом ложилось на беззащитные плечи морячек.

– Ну, что ты так рвёшься в море? Без тебя есть кому рыбу ловить, – отрывая очередной листок неумолимого календаря, сердилась она. А он, перебирал гитарные струны, и, казалось, совсем не слушал.

Потом, отложил инструмент в сторону и обыденно сказал:– Море это навсегда, хочешь ты этого или нет. И подходя к ней, добавил – это как жену выбираешь. Присматриваешься, примеряешься, оценивая свои возможности. Затем закидываешь удочку и всё – она твоя, – сжимая ладонями её лицо, шутил он. – А если серьёзно, то оно сродни семейной жизни, – проверяет на прочность отношения. Дашь слабину, проштрафишься, и тебя вышвырнет, как ненужный балласт, а удержишься на плаву – признает, и тогда от него уже никуда не деться. И не стоит отговаривать: и ты и море одна моя большая любовь.

– Ну, так возьми меня с собой! Поварихой, буфетчицей, кем угодно!– вцепившись в его руку, кричала она.

– Глупенькая, какая же ты у меня ещё глупенькая, – прижав её и целуя светлые волосы, шептал он. – Сила моряка в женщине, которая остаётся на берегу, понимаешь? Ты просто жди меня…

Он мечтал о сыне. О крепко стоящем на ногах достойном приемнике. Она же соглашаясь с ним, шутила, что не дай бог, сыну тоже придётся вязать узлы, и очень надеялась на дочку. Она не любила море…

Тот рейс обещал быть самым обычным. И проводы тоже были обычные. Она собирала его вещи, а он, молча терзал гитару. А потом запел свою любимую:

«Крепче, парень, вяжи узлы…»

– Давай, не будешь,– раздражённо сказала она. Вздохнув, он отложил гитару в сторону…

Спускаясь по лестнице, вдруг остановился и с сожалением сказал:– «Гитару забыл».

Она торопливо метнулась наверх. – Не надо, – остановил он,– пусть остаётся.

Почему она помнила всё это?

…А потом по городу поползли слухи. Леденящим ужасом вползали они в рыбацкие семьи, заставляя трепетать от страха осиротевшие сердца.

Она не верила слухам. Официальным сообщениям она тоже не поверила.

«Этого не может быть... Он жив… Жив! Жив!– Стучало в висках сотнями молоточков. Поздней осенью родилась дочь. И через некоторое время они уже вдвоём приходили к морю…

Однажды малышка спросила:

– А почему папин кораблик так долго не возвращается?

И эти наивные детские слова не оставили камня на камне от иллюзорной надежды на прежнюю жизнь. Сейчас ей предстояло признаться в том, во что она до сих пор отказывалась верить: его нет, и больше никогда не будет. А рассказы о долгожданном возвращении становились просто сказкой, хорошей и доброй сказкой. Ей казалось, что смирившись с этим, она предаёт своего любимого. Как жить с этим, женщина не знала. И это было страшно...

А жизнь продолжалась. Так же светило солнце, и его движение проходило в точном согласии с цикличными процессами в природе. Была весна. Отчаянно зеленела трава и буйно цвела сирень. Все майские дни её душистый аромат незримо витал над согретыми солнечным теплом многолюдными улицами. Филигранные свечи городских каштанов, пользуясь краткой порой цветения, горделиво возвышались на зелёных ветках старых деревьев. Молоденькие клёны, обживаясь на небольших клочках земли вдоль проезжих улиц, перешёптывались резными листочками, вперемешку впитывая теплоту солнечных лучей и свежесть морского ветра. Природа жила…

Жила и она. Если так можно было назвать повторяемые изо дня в день, заученные до автоматизма слова и поступки. Невозможно было избавиться от накрепко засевших в голове невесёлых мыслей. Отвлекала работа, но и она тоже заканчивалась, и надо было идти домой. По дороге забирала из садика малышку и вместе они гуляли по городу. Иногда заходили в кафе и угощались сливочным пломбиром, мороженым, которое любил он. И опять дом, ужин, сказка на ночь, мысли и забытьё… Как же она ненавидела томительные ночи одиночества…

Иногда девочка снимала со стены гитару и теребила пальчиками крепко натянутые струны. Она знала, чей это инструмент. Тогда женщина усаживалась рядом и, прижимая к себе малышку, рассказывала, каким замечательным был её папа. В комнате становилось светлее, уютнее, слышался смех и допоздна в окнах их квартиры горел свет…

Лето. Жара. Праздновали день рыбака. Это был самый любимый праздник горожан. С утра и до позднего вечера Нептун со своей свитой кочевали по концертным площадкам города. А то, что происходило на морском побережье и вовсе напоминало сказку, в действии которой не без удовольствия принимали участие, как местное население, так и отдыхающие курортники.

Весь день женщина одна провела на море, дочку забрала бабушка, решив, что так будет лучше всем. Она обожала внучку, но, вопреки желанию виделась с ней не часто. Мудрая женщина старалась неназойливо проявлять невестке свою заботу…

…Пляж был заполнен до отказа. Вокруг сидели, лежали, стояли, весело переговариваясь, разгоряченные праздничным настроением и спиртными напитками, люди. А она, разморенная тёплыми лучами, лежала, положив руки за голову на ярком, заграничном полотенце и отрешённо смотрела на море. Сегодня она любила его, оно возвращало былые минуты безмятежного счастья.

Когда-то давно, вдвоём с любимым они заплывали далеко от берега. Там, оставшись наедине, легко переворачивались на спину и подолгу качались на волнах, касаясь друг друга ладонями. Сегодня она повторила это. Закрыла глаза и медленно поплыла вдаль, – туда, где когда-то была счастлива. А море, будто понимая, нежно приняло её тело, лаская прохладной волной ладони…

Она спешила на электричку. Где-то неподалёку звучала гитара. Какой-то виртуоз самозабвенно наигрывал испанские мотивы. Мелодия завораживала, и женщина замедлила шаг. Прозвучал последний аккорд, и через мгновение она услышала, как низкий проникновенный голос запел:

– Крепче, парень, вяжи узлы…

Судорожно вздохнув, она остановилась. Голос… не может быть… но это был его голос!

Незнакомый мужчина с гитарой сидел на краю скамейки.

– Никто не сможет тебе сказать, когда ты вернёшься домой, – закончил он, гремя ослабленными струнами.

Они шли к вокзалу, и мужчина рассказывал о нелёгкой рыбацкой судьбе. О серьёзной мужской работе, которую приходится делать, выходя в море, красочно описывал бушующие волны, которые как скорлупку могли переломить корабль. О тоске по оставленным на далёком берегу родным.

Равнодушно поведал о жене, которая нашла другого, пока он был там, один на один со стихией.

Нет, не этого незнакомого мужчину целовала она, исступлённо повторяя в забытьи любимое имя.

Рядом с ней был он, самым желанный, – тот, которого любила больше жизни, и которому сейчас отдавала истомившееся ожиданием горячее тело. Она бессвязно шептала ему о бессонных ночах в холодной постели, о подрастающей дочери. Говорила о вдовах, которые смирившись, зажили семейной жизнью, не осуждая их. Не в силах разжать руки, как в горячечном бреду, едва слышно произносила слова, не сказанные в ту, прощальную ночь. Обнимая в последний раз, она прощалась с ним навсегда…

…Лёжа в постели, он курил одну сигарету за другой. « Что это было», – глядел он на спавшую рядом женщину.

Ещё несколько минут назад она неистово целовала его, называя при этом чужим именем. Она была так близко, что тело его до сих пор горело, но… она обнимала не его. «Мистика какая-то», – потянувшись за очередной сигаретой, подумал он. Поднявшись, подошёл к окну и открыл форточку. Свежий ветер, будто давно поджидая за окном, ворвался в комнату. Стало вдруг холодно, как на палубе, продуваемого нордом корабля.

Очередная затяжка обожгла губы. Щелчком он отправил крохотный «чинарик» в окно. Женщина тихонько застонала.

«Кто она, чёрт возьми, и почему пошла со мной?»– оглядывая разметавшуюся на постели женщину, недоумевал он. Вспомнил, как она шла, крепко уцепившись за его руку, и, мешая играть, настойчиво просила повторить песню. А он, уже охрипшим голосом, в который раз заученно пел одни и те же слова:

– Крепче, парень, вяжи узлы, – и незаметно уводил её дворами к своему дому. Но, похоже, ей было всё равно куда идти. «Чёрт, она даже шла с закрытыми глазами,– испуганно вспомнил он. – Так кто же ей нужен был, в конце концов, я, или песня? И как же тогда всё остальное? Да и что было-то?» И сам себе отвечал – «Одно ясно: не со мной она была… не со мной!»

Вытащив из покосившегося, без дверцы шкафа, свежее полотенце, пошёл в ванную. Задетый им стул, с грохотом упал на пол, но это не привлекло его внимания. А вернувшись через некоторое время, с недоумением уставился на пустую кровать.

– Блаженная – шептал он,– или святая...

Свою городскую квартиру она продала, купив небольшое жильё на побережье. Теперь на работу приходилось ездить в город. Там иногда встречалась с подругами. Старалась казаться прежней, не любила когда её жалели, шутила, ходила в кино. Держалась. И только вспомнив стихотворные строки, ничего не могла поделать с набегающими слезами – и никто не знает, что на свете нет меня уже давным-давно.

После переезда, дочери так же пришлось сменить школу, и это новшество было ей не по нраву.

– Я осталась совсем одна, всех своих подружек растеряла по твоей милости, – укоряла она мать. – Понятно, конечно, почему ты рвёшься к морю, но ведь так нельзя. Ничего не вернёшь, надо смириться, ведь все так живут! – почти кричала она, – а успокоившись, решительно сказала: «Я никогда не буду женой моряка!»

Жители побережья привыкли видеть в конце зимы одинокую немолодую женщину, бродившую вдоль берега. Иногда её лицо светилось улыбкой, а губы шевелились, будто она разговаривала. Вполне возможно, что она рассказывала кому-то неведомому о том, что происходило в её жизни. Может быть о своей выросшей красавице-дочери или её муже – капитане СОБРа, пропадавшем в вечных командировках. Или о внуке, который всё больше становился похожим на деда. Или известила о том, что уже на пенсии, но ещё продолжает работать. А может, она с улыбкой рассказала, как отвергла ухаживания очередного поклонника, и, вспомнив, тут же посетовала, что на гитаре так никто играть и не научился. И вполне вероятно, что поделилась свежей новостью о решении властей увековечить память о тех, кого забрало море, добавив негромко, что сама давно уже стала ему памятником… Кормила батоном чаек и подолгу сидела на прибрежном валуне, всматриваясь в синюю даль.

Не часто февральская Балтика балует хорошей погодой, а в этот день солнышко с раннего утра настроилось на позитив. Море было спокойно как никогда. По краешку берега, у самой кромки воды, не спеша шла молодая женщина с алыми гвоздиками в руках. Рядом, то обгоняя её, а то, ненадолго останавливаясь у выброшенных волнами кусочков янтаря, двигался мальчик лет шести. Женщина разделила букет на две части и бросила несколько цветков в море. Мальчик тут же подбежал к ней и забрал остальные. Смело шагнул за убегающей волной и сильно размахнувшись, кинул их в море.

– Видишь, как я далеко забросил гвоздички, – обернувшись к женщине, сказал он. – Эх, жаль, что бабушка заболела, а то бы и она видела.

– А мы вернёмся и всё ей обязательно расскажем.

– А почему мы бросаем цветы в воду? Почему мы это делаем? – допытывался мальчик.

– Это наша память о тех, кого навсегда забрало море. Кто ушёл в плаванье и не вернулся.

– Я знаю, это мой дед, это же мы ему дарим цветы?

– Не только ему, моряки не всегда возвращаются домой.

– Но если оно такое плохое – забирает людей, то почему они туда идут? – удивился мальчик.

– Пока существует море, обязательно найдутся смельчаки – сильные и смелые мужчины, способные управлять морской стихией. А значит, от причалов всегда будут уходить корабли в далёкое плаванье.

– Да, – размышляя о чём-то своём, согласился мальчик, – смельчаки непременно найдутся. И, заглянув в глаза женщины, с надеждой спросил: – а они все будут возвращаться?

– Обязательно, – обняв его, тихо сказала женщина, – обязательно будут возвращаться, потому что те, кто остаётся на берегу, будут очень ждать своих моряков и молиться за них…