Не раз во время нашей стоянки в Монтевидео я слышал то от кого-нибудь из посольских сотрудников, от представителей агентирующих фирм или от разного рода торговцев, которые во множестве вились вокруг нашего судна, о том, что в Уругвае живет община русских староверов. Узнал я и о том, что живут они не близко – километров за 300 от города. А поскольку паспорт моряка разрешал отъезжать от места стоянки судна не более чем на двадцать миль, то есть, около 40 километров, то повидаться с ними особой надежды я и не питал. Хотя стоянка в порту у нас была долгая – почти две недели находились мы в Уругвае. Но, признаться, не рассчитывал я на то, что получится увидеться с этими необычными земляками. А – хотелось. Хотелось и поговорить – как, мол, живется им за тридевять земель от своей исконной родины. Хотелось услышать, насколько сохранили они родной язык. Да просто увидеть – во что одеты, каковы черты лица. Короче – насколько сохранили они себя в этом дальнем-предальнем южном полушарии. Но я понимал, что шансы, практически, нулевые. Что это – почти невозможно.

И вот эта встреча состоялась. После очередной прогулки по ослепительно солнечному Монтевидео я возвращался на судно. Я уже сидел на катере, в компании моих товарищей, и минут тридцать ждал, когда нас доставят на «Крузенштерн». Само наше судно стояло на рейде – в двух милях от порта – на якоре. Я сидел и думал, что это какая-то странная задержка. Обычно-то мы всегда своевременно – минута в минуту – отправлялись. А тут – стоим и стоим. А было жарко. Особенно внутри этого небольшого катерка.

– Это мы, наверное, посольских ребят ждем, – заговорил кто-то из моих попутчиков. – У них там делегация за делегацией к нам. Туда-сюда – только и ездят. «Крузенштерн» у нас здесь вроде как – министерство иностранных дел. Все каких-то гостей водят и водят. Наши паруса им показывают.

И вот они появились. Мать и дочь. Ульяна Павловна и Софья Андреевна. Я сразу их узнал. Нет, не то чтобы по имени-отчеству. Просто я сразу понял, что они – это те самые наши русские староверы. Думаю, что все их узнали. Да и не узнать их было просто невозможно. Русые волосы. Длинные традиционно-русские светлые сарафаны. Характерная вышивка. И дело даже не в этом. А просто – фигуры, лица. Это были женщины какой-то особой стародавней стати. И – глаза. Широко открытые, спокойные, полные достоинства глаза.

Надо ли говорить о пути на наш легендарный «Крузенштерн»? О чем мы поговорили? Да почти ни о чем. Познакомились. Уж слишком много нас было внутри небольшого портового катерка. Может быть, рассмотрели друг друга. Не более того.

И вот мы на судне.

– Здорово тут печет у вас, – сказал капитан-наставник Геннадий Васильевич Коломенский. Ему, видимо, выпала миссия сопроводить необычных гостей по судну, и надо было как-то завязать разговор.

– А вот жарко-то, то круто повернуло, – ответила Софья Андреевна. – Но вот, сейчас, дождь прошел. На прошлой неделе. Да и на этой неделе был дождь. Оно как-тось здесь быват пройдет, а к нам-то придет – дён на второй да на третий. У нас позже быват дождь.

– А березки тут растут у вас? – включился в разговор мой товарищ и коллега Володя Кирюхин – наш пресс-атташе, как называют его на судне.

– Нет. Кустарник у нас тут, как сказать, терновник растет, а не березка.

– А церковь у вас деревянная?

– Деревянная.

– А из чего ее построили? Из какого дерева?

– Из эвкалипта, наверное. Здесь большинство – дерево строевое – из эвкалипта. А хорошего настоящего дерева, чтобы само по себе в лесу росло – нету здесь. Есть хорошее – акторобу, но оно только на бревнышки годится.

– Акторобу?

– Да. Оно – не гниющее дерево. Оно – за много лет вырастает. И такое тяжелое становится – что камень. А вот саженого эвкалипта – много. А чтобы такое – строевое дерево – нету здесь.

– Сосна, наверное, тут растет?

– Нет. Этого – нет. Может, где-то и увидите, посаженную. Так – для красоты, где-нибудь, в оградочке. А чтобы много где-нибудь посажено было – нет. Елки – садят. Каку-то елку садят, одну. Ее – для бумаги. Ее – сдают в Испанию. Вот – эта вот – ель. Потом, вторая еще есть. «Сирийская», или еще как-то ее зовут. Она тоже годится для постройки. Но ее очень мало. Ее даже в другие страны вывозят. Большинство – эвкалипт.

– Давайте посмотрим с вами наш судовой музей, – предложил Володя Кирюхин.

– Ну, посмотрим. История тут у вас – в живом состоянии.

Из разговора на ходу.

– Да. Тут у нас всюду живая история.

– Ну, вот, когда мы поедем в Россию, побольше узнаем. Живы, будем. Оно не так-то дорого и выходит – поехать туды.

– А вы уже бывали в России?

– Никогда. Интересно, но… Помоги, Господи. Счастливы будем, дак. Мои родственники, недавно, из Бразилии – ездили в Россию. Оне бывали там везде – у наших. У меня там есть двоюродный братанник и две сестры – Анки. Тетка наша померла уже. У нее рак был в крови или в костях. Что-то такое. Но она еще – не так чтобы…. Не так и много было лет ей. Болесь свое взяла. А дети ее живут там. Там целый поселок есть.

– А как называется этот поселок?

– Не помню. На Амгуни. Река – Амгунь. Поселок…, не помню. Забыла. Я не писала, так – не помню… Берёзовое. Деревня – Берёзовое.

В это время к нам присоединилась телевизионная группа «Звезда».

– Хотели бы вас наши телевизионщики снять, – обратился Володя Кирюхин.

– А, не велено нам себя показывать. Это – не разрешается. Я от себя не могу не разрешить, не запретить. Но наша религия – не разрешает. Вы простите нас за это.

– Нет. Это вы нас простите – за то, что мы обратились к вам с такой просьбой.

 – Ни чё, ни чё. Это можно – спрашивать и разговаривать. Это все можно.

Мы вошли в судовой музей.

– Это крокодил?

– Да. Это все подарки. Крокодила подарили на Кубе во время визита.

– В Боливию вам надо заплыть. Там… Порт есть в Боливии. Почему – нет? В Боливии не были?

– Нет. Там не были.

– У меня родственники в Боливии живут. Дочки – там.

– То есть по всему свету родня? И на Аляске, наверное, есть кто-то?

– Есть. На Аляске у меня – тетки, братанники. Моей маме было 80 лет. Сейчас сестры ее проживают в Канаде, и – в Оригоне живут. Одна там осталася. И на Аляске – две осталися. Все оне уже поумирали. И дядя – мамин брат – один всего остался. Восемь девок, один я.

– А как фамилии у вашей родни? Вот Вы – Черемнова…

– Мамина фамилия была – Маркишева. А так, у нас в поселке – Павлов есть фамилия – мой братанник. Берестов, Чупровы, Ефимовы. Ну, а мои дети – не Черемновы, а Бочкарёвы. Потому что мой муж был – уругваец. Он – русский же. Бочкарёв. А моя свекровка была – Футина. Она – нерусская. Она другой какой-то нации. Белорусы… А – Бочкарёвы – они как казаки были какие-то.

– А вы, видимо, сибиряки коренные?

– Нет. Почти что так. Потому что моя бабушка, дедушка – они из Сибири были. Из Красноярска были. Качкаровка – деревня. Они – из Качкаровки были. Когда, этот, ходил – Дерсу-Узала – он был в ихней деревне. И дядя Сидор – моей бабушки брат, он был небольшой – он его помнит. И я, здесь – в Монтевидео – фильм увидала «Дерсу-Узала».

– Это про встречи с Дерсу-Узала нашего русского писателя-путешественника Арсеньева?

– Да, Арсеньева. Капитан Арсеньев. Он был не просто – капитан. Он экспедицию возглавлял. Его так называли – «капитан». Я дома – там приехала – и рассказываю. А он (дядя Сидор – ред.) – говорит, что ты фильм увидела, а я сам его видал – в Кочкаровке. Это, скажем, оттедова – еще звали Кочкаровка. Город – Красноярск был. Там – ишшо ить были деревни. Только я не помню – как называются. А потом, когда перешли в Китай-то, пришли в Харбин. В Харбине жили. Но – не в городе жили, а своим участком – тоже жили. Там уже поселки были – с названиями китайскими. Какие – сейчас уже не помню – как называли их. Видишь, а раньше, хотя и в России, хотя и в Китае – куды избрали место: переселяют и живут. И – всё. Пошли – все оставляют. И – пошли. Все-таки нам сказали – какие вещи нам можно взять. Так же – и в Китае было. Когда мы поехали – в Китае – там тоже началось такое… Немножко – не по нам, наверно, было. Я маленькая была. Мне три года было. Нас взяла организация – всемирная. У нас своего средства – не было.

– Это, наверное, Международный красный крест?

– Ага. Нас – вёз. Довезли нас до Гонконга. И в Гонконге – тогда оттуда выбирали место – куды поехать. Кто – уехал обратно в Россию. Кто – поуезжали в Австралию, в Новозеландию, Бразилию – Парану. Вот нас – привезли в Парану. Тут я, немножко, помню – что с «Камеона» нас сгрузили – посадили в муравьятники; где нас искусали. Ни палатки, ничего не было. Но, потом, палатку – натянули. Свою же. У нас была, эта…сами пряли, ткали изо льна. И вот – льняная палатка. Под ней, не знаю как, но жили.

– А нет ли какой-либо книги воспоминаний о Вашей жизни, о Вашем пути? Не написано?

– Не думаю. У нас – из нашенских – писателей не было ни кого. А так, никогда, нигде…

– А, просто, историю не собираете? Какого-либо музея у Вас нет?

– Нет, ни чё нет. У нас так живут – знашь, если бражка есть – выпить – выпьют, погуляют. Ну, пришел день рабочий – работают. А чтобы, чем-нибудь – такое…, интересовались? Никого, абсолютно, ничего.

– А какие-то предания?

– Нет. Живут так – как им сдались. Или же по-старинному, как-то всё. Так – как раньше было: «право-лево» – не знали, «сено-солома» – только и знали. Так же – и у нас сейчас. Дети, скажем, образования не имеют никакого. Он, тебе, выскочит – накричит чего-нибудь – и пошел-себе. А, не ученые. По-испански – не ученые совсем. Мои дети – учены по-испански. Потому – что я жила (в испанской среде – ред.) – то у их свое образование есть. Мой сын недавно вышел – на телевизоре. Приехали так же – с бухты-барахты. То – в Монтевидео, пока был – по всему Уругваю показали. То – все благодарили его образование. Что – не ученый – и знает – что ответить.

– Это сын Николай?

– Нет, Гавриил. У меня – Николай и Гавриил. Но Николай – старший сын. Он, кактось, немножко, или же стесняется, и как-то – не может. А, тот – он, кактось, больше так – открытый. Ему – 22 года. Он – высокий такой. Почти два метра. Красивый парень.

– В маму, наверное, пошел?

– Рабочий. Мой муж оставил нас, когда ему было 17 лет. Ушел от нас. Он нас просто обворовал, ушел от нас. Мы остались – без ничего. Ни крыши у нас своей не было. До сих пор нету дома своего у нас. Но люди мене помогли. Мы купили участок земли – 45 гектар. Там есть домик. Нужно крышу только перекрыть. И все еще – не можем. Нужно собрать деньги. Нужно – тысячу долларов на крышу. Но дети стали работать. И, кактося, я на их гляжу – они два брата – они сто гектар обихаживают. Обихаживают – вдвоём. Они ни – это, как сказать – лишнего ни с кем не имеют разговора. Они – меж собой: «Давай, Коль, вот так сделаем. Вот так – сделаем. А, давай, вот так сделаем». И у них как-то само стало – как, что. Как, чего – лучше? Они сами догадываются – как и чего сделать – как хорошо. Как – вот это? Вот, они все, знашь, сами стараются. Уже без отца живут. И отец наш – остался…. За четыре года семьдесят тысяч долларов прогулял. Пришел теперь – проволоки городит. А нас оставил – без ничего, без денег. Без – ничего. Но, мы, слава Богу, помаленечку, всё-равно работаем…

– Какая непростая судьба-то у Вас. Как не просто было Вам подниматься.

– Очень трудная судьба. Очень трудная. Моя жизнь произошла – я, как какой-то, всё, работник в семье. Когда мне было 17 лет – мы потеряли отца. Из деревни – из нашего посёлка – никто не разговаривал по-испански. Одна я говорила. А я – не учёна нигде. Я так – родом. И давалось – скоро. Я научилась по-испански говорить с людями. Значит, (в смысле – в семье насчитывалось – ред.) моя бабушка была – моего отца мама. У неё – дочка – больная эпилепсией была. То, значится – я открыла торговлю. Продавать и с чакры вести. Или – зелень, или – яички, или – сметану, творог – всё такое…

– С чакры – это учет?

– С чакры – это с участка. То, я зачла этим тогда торговать. Бабушке – продавала. Себе. И бабиному брату – вот – дядя Федос, который здесь. Они бездетные были. Имя – (в смысле – всем им – ред.) продавала. Потом – братану моему. Тяте моему – мы «тятей» зовем по-старинному – отца. У их тетка была ишшо. Для всех. Соберут меня – с пятницы. Дюжин сто – яичек, да кил тридцать – масла, там, и творога, и сметаны. Всего. Я везу всё. Продаю… Продала я. Все продукты – набрала. Рассчитала. Привезла всем имя… Потом – когда я вышла замуж – мне было уже 24 года. Но мой муж – он хотел на мне жениться, когда мне было 12, 13 лет. Но он меня – не интересовал. Вообще, меня – замуж – не интересовал. И как-то он мне не нравился… Он приехал… А мы уехали оттуда, когда отца потеряли – отец утонул – года два. И чё получилось? Он (отец – ред.) был очень добрый человек. Очень хороший был человек – и с людями, и, не знаю…, таких людей надо поискать… И, значится, я осталася, с семьёй. Ростила – семью мамину. Почему (в смысле – потому что – ред.) – нас было – восьмеро. Нас было восьмеро – у мами. Потом мы переехали в Бразилию. И он – приехал за мной в Бразилию. Бочкарёв-то. Плакал, чтобы я за него вышла замуж. Но я – не хотела. Не было у меня желания за него идти. Но – приказали…

И тут, да простит меня читатель, почти по законам «телесценаристики», возник неожиданный перерыв в нашей беседе. Причем тут нет, и не могло бы быть никакого юмора. Просто – к борту нашего судна подали катер. Время присутствия наших гостей на «Крузенштерне» истекло. Я решил, что завтра, а мы еще стояли в гавани Монтевидео пару дней, повстречаюсь с нашей гостьей и собеседницей. И беседа продолжится. Я узнаю, как устроен у них быт. Когда и откуда вышли они из России. Да мало ли о чем я спрошу?

– Приходите утром, туды, к нам, – пригласила для продолжения разговора меня Ульяна Павловна. – Мы завтра утром свободны. Мы – на Спрэй три Крус. Если Вы Виктора (сотрудник посольства России в Уругвае – ред.) попросите – он Вас доставит. Он к нам приезжает. Приедете – поговорим. Там у нас во дворе – очень хорошее место. Тишина там. Мы можем поговорить.

Но, не случилось. Нас перебросили с одной якорной стоянки на другую. Были проблемы с глубиной под килем во время отлива. Капитан, понятно, нервничал. Сход на берег был отменен. Так бывает. Единственно, что меня радует – мы все-таки успели поговорить. Пусть – без продолжения «сериала». Это – живые наши русские люди, которые каждодневно живут на далекой южноамериканской земле, под жгучим уругвайским солнцем. Они никогда не были на своей далекой родине. Но, я надеюсь, побывают. Надеюсь. И еще, мне хорошо оттого, что я успел подарить им небольшую иконку. На ней – образы Спасителя, Пресвятой Богородицы и Николая Чудотворца. Помоги им, Господи, во всех благих чаяниях и делах под эти далеким от матушки-России небом.